Неточные совпадения
И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась
с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на
руки и
легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена.
Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему. Она задумывалась, и он становился серьезен. Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны. Она была прелестна в своем простом черном платье, прелестны были ее полные
руки с браслетами, прелестна твердая шея
с ниткой жемчуга, прелестны вьющиеся волосы расстроившейся прически, прелестны грациозные
легкие движения маленьких ног и
рук, прелестно это красивое лицо в своем оживлении; но было что-то ужасное и жестокое в ее прелести.
Как всегда держась чрезвычайно прямо, своим быстрым, твердым и
легким шагом, отличавшим ее от походки других светских женщин, и не изменяя направления взгляда, она сделала те несколько шагов, которые отделяли ее от хозяйки, пожала ей
руку, улыбнулась и
с этою улыбкой оглянулась на Вронского.
А иногда же, все позабывши, перо чертило само собой, без ведома хозяина, маленькую головку
с тонкими, острыми чертами,
с приподнятой
легкой прядью волос, упадавшей из-под гребня длинными тонкими кудрями, молодыми обнаженными
руками, как бы летевшую, — и в изумленье видел хозяин, как выходил портрет той,
с которой портрета не мог бы написать никакой живописец.
Гораздо
легче изображать характеры большого размера: там просто бросай краски со всей
руки на полотно, черные палящие глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ — и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые
с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, — эти господа страшно трудны для портретов.
Татьяна то вздохнет, то охнет;
Письмо дрожит в ее
руке;
Облатка розовая сохнет
На воспаленном языке.
К плечу головушкой склонилась.
Сорочка
легкая спустилась
С ее прелестного плеча…
Но вот уж лунного луча
Сиянье гаснет. Там долина
Сквозь пар яснеет. Там поток
Засеребрился; там рожок
Пастуший будит селянина.
Вот утро: встали все давно,
Моей Татьяне всё равно.
Атвуд взвел, как курок, левую бровь, постоял боком у двери и вышел. Эти десять минут Грэй провел, закрыв
руками лицо; он ни к чему не приготовлялся и ничего не рассчитывал, но хотел мысленно помолчать. Тем временем его ждали уже все, нетерпеливо и
с любопытством, полным догадок. Он вышел и увидел по лицам ожидание невероятных вещей, но так как сам находил совершающееся вполне естественным, то напряжение чужих душ отразилось в нем
легкой досадой.
Выговорив самое главное, девушка повернула голову, робко посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы
рук между колен, на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение, девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою
легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая отцу снизу в лицо, продолжала
с деланым оживлением...
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее
руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали
с блестящих волос на покатые плечи
легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
С плеч ее по
руке до кисти струилась
легкая ткань жемчужного цвета, кожа
рук, просвечивая сквозь нее, казалась масляной. Она была несравнимо красивее Лидии, и это раздражало Клима. Раздражал докторальный и деловой тон ее, книжная речь и то, что она, будучи моложе Веры Петровны лет на пятнадцать, говорила
с нею, как старшая.
Десятка полтора мужчин и женщин во главе
с хозяйкой дружно аплодировали Самгину, он кланялся, и ему казалось: он стал такой
легкий, что рукоплескания, поднимая его на воздух, покачивают. Известный адвокат крепко жал его
руку, ласково говорил...
Говорила она
с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека
с больными
легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом
с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла
руку, поправляя волосы над ухом.
— Налить еще чаю? — спрашивала Елена, она сидела обычно
с книжкой в
руке, не вмешиваясь в лирические речи мужа, быстро перелистывая страницы, двигая бровями. Читала она французские романы, сборники «Шиповника», «Фиорды», восхищалась скандинавской литературой. Клим Иванович Самгин не заметил, как у него
с нею образовались отношения
легкой дружбы, которая, не налагая никаких неприятных обязательств, не угрожала принять характер отношений более интимных и ответственных.
Климу стало неловко. От выпитой водки и странных стихов дьякона он вдруг почувствовал прилив грусти: прозрачная и
легкая, как синий воздух солнечного дня поздней осени, она, не отягощая, вызывала желание говорить всем приятные слова. Он и говорил, стоя
с рюмкой в
руках против дьякона, который, согнувшись, смотрел под ноги ему.
Но спрашивал он мало, а больше слушал Марину, глядя на нее как-то подчеркнуто почтительно. Шагал по улицам мерным,
легким шагом солдата, сунув
руки в карманы черного, мохнатого пальто, носил бобровую шапку
с козырьком, и глаза его смотрели из-под козырька прямо, неподвижно, не мигая. Часто посещал церковные службы и, восхищаясь пением, говорил глубоким баритоном...
К вечеру она ухитрилась найти какого-то старичка, который взялся устроить похороны Анфимьевны. Старичок был неестественно живенький,
легкий,
с розовой, остренькой мордочкой, в рамке седой, аккуратно подстриженной бородки,
с мышиными глазками и птичьим носом.
Руки его разлетались во все стороны, все трогали, щупали: двери, стены, сани, сбрую старой, унылой лошади. Старичок казался загримированным подростком, было в нем нечто отталкивающее, фальшивое.
Круг все чаще разрывался, люди падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали в сторону, в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную воду в чане, брызгали ею в лицо друг другу и, сбитые
с ног, падали. Упала и эта маленькая неестественно
легкая старушка, — кто-то поднял ее на
руки, вынес из круга и погрузил в темноту, точно в воду.
Через полчаса он убедил себя, что его особенно оскорбляет то, что он не мог заставить Лидию рыдать от восторга, благодарно целовать
руки его, изумленно шептать нежные слова, как это делала Нехаева. Ни одного раза, ни на минуту не дала ему Лидия насладиться гордостью мужчины, который дает женщине счастье. Ему было бы
легче порвать связь
с нею, если бы он испытал это наслаждение.
Самгин наблюдал. Министр оказался
легким, как пустой, он сам, быстро схватив протянутую ему
руку студента, соскочил на землю, так же быстро вбежал по ступенькам, скрылся за колонной,
с генералом возились долго, он — круглый, как бочка, — громко кряхтел, сидя на краю автомобиля, осторожно спускал ногу
с красным лампасом, вздергивал ее, спускал другую, и наконец рабочий крикнул ему...
Еще Мария сладко дышит,
Дремой объятая, и слышит
Сквозь
легкий сон, что кто-то к ней
Вошел и ног ее коснулся.
Она проснулась — но скорей
С улыбкой взор ее сомкнулся
От блеска утренних лучей.
Мария
руки протянула
И
с негой томною шепнула:
«Мазепа, ты?..» Но голос ей
Иной ответствует… о боже!
Вздрогнув, она глядит… и что же?
Пред нею мать…
И вдруг за дверью услышала шаги и голос… бабушки! У ней будто отнялись
руки и ноги. Она, бледная, не шевелясь,
с ужасом слушала
легкий, но страшный стук в дверь.
«А отчего у меня до сих пор нет ее портрета кистью? — вдруг спросил он себя, тогда как он,
с первой же встречи
с Марфенькой, передал полотну ее черты, под влиянием первых впечатлений, и черты эти вышли говорящи, „в портрете есть правда, жизнь, верность во всем… кроме плеча и
рук“, — думал он. А портрета Веры нет; ужели он уедет без него!.. Теперь ничто не мешает, страсти у него нет, она его не убегает… Имея портрет,
легче писать и роман: перед глазами будет она, как живая…
Она улыбнулась, а он оцепенел от ужаса: он слыхал, что значит это «
легче». Но он старался улыбнуться, судорожно сжал ей
руки и
с боязнью глядел то на нее, то вокруг себя.
Тихо все, воздух
легкий; травка растет — расти, травка Божия, птичка поет — пой, птичка Божия, ребеночек у женщины на
руках пискнул — Господь
с тобой, маленький человечек, расти на счастье, младенчик!
В отеле нас ожидал какой-то высокий, стройный джентльмен, очень благообразной наружности,
с самыми приличными бакенбардами, украшенными
легкой проседью, в голубой куртке,
с черным крепом на шляпе,
с постоянной улыбкой скромного сознания своих достоинств и
с предлинным бичом в
руках.
«Это не кит, — отвечал он, — это все водяные: их тут много!..» — прибавил он,
с пренебрежением махнул
рукой на бездну и, повернувшись к ней спиной, сам вздохнул немного
легче кита.
— Прошу покорно, садитесь, а меня извините. Я буду ходить, если позволите, — сказал он, заложив
руки в карманы своей куртки и ступая
легкими мягкими шагами по диагонали большого строгого стиля кабинета. — Очень рад
с вами познакомиться и, само собой, сделать угодное графу Ивану Михайловичу, — говорил он, выпуская душистый голубоватый дым и осторожно относя сигару ото рта, чтобы не сронить пепел.
Она была убеждена, что у Шелехова от природы «
легкая рука» на золото и что стоит ему только уйти
с приисков, как все там пойдет шиворот-навыворот.
«Моисей» показал на проходившую под
руку с каким-то инженером среднего роста девушку
с голубыми глазами и прекрасными золотистыми волосами, точно шелковой рамкой окаймлявшими ее бойкое матовое лицо,
с легкими веснушками около носа. Она слегка покачивалась на высоких каблуках.
По лестнице величественно поднимались две группы: впереди всех шла
легкими шажками Алла в бальном платье цвета чайной розы,
с голыми
руками и пикантным декольте. За ней Иван Яковлич
с улыбкой счастливого отца семейства вел Агриппину Филипьевну, которая была сегодня необыкновенно величественна. Шествие замыкали Хиония Алексеевна и Виктор Николаич.
Да и
с «левыми»,
с интеллигентами и нигилистами,
легче расправляться, имея в
руках орудие православия.
— Ешьте, дружки, Христос
с вами. Кушанье у нас
легкое, здоровое; коли и лишнее скушаете — худа не будет! Маслицем деревянным животик помажем — и как
рукой снимет!
Даже сидя в тарантасе, куда вынесли его плоский, желтый, до странности
легкий чемодан, он еще говорил; окутанный в какой-то испанский плащ
с порыжелым воротником и львиными лапами вместо застежек, он еще развивал свои воззрения на судьбы России и водил смуглой
рукой по воздуху, как бы рассеивая семена будущего благоденствия.
«За твой, — грит, — грех помираю!» И так мне стало тошно
с того самого время:
легче вот
руки наложить на себя… места не найду…
— Ну, братцы,
с Богом, — проговорил Кишкин, очерчивая пешней размеры первого шурфа. — Акинфий Назарыч, давай-ка начни, благословясь… Твоя
рука легкая.
Родион Потапыч любил разговаривать
с Оксей и даже советовался
с ней относительно «рассечек» в шахте, потому что у Окси была
легкая рука на золото.
Один момент — и детская душа улетела бы из маленького тельца, как
легкий вздох, но в эту самую минуту за избушкой раздался отчаянный, нечеловеческий крик. Макар бросился из избушки, как был без шапки. Саженях в двадцати от избушки, в мелкой березовой поросли копошились в снегу три человеческих фигуры. Подбежав к ним, Макар увидел, как солдат Артем одною
рукой старался оттащить голосившую Аграфену
с лежавшего ничком в снегу Кирилла, а другою
рукой ощупывал убитого, отыскивая что-то еще на теплом трупе.
Женни побледнела, как белый воротничок ее манишки, и дернула свою
руку с локтя Лизы, но тотчас же остановилась и
с легким дрожанием в голосе сказала...
Через пять минут он заснул, сидя в кресле, откинувшись на его спинку головой и отвесив нижнюю челюсть. Тамара выждала некоторое время и принялась его будить. Он был недвижим. Тогда она взяла зажженную свечу и, поставив ее на подоконник окна, выходившего на улицу, вышла в переднюю и стала прислушиваться, пока не услышала
легких шагов на лестнице. Почти беззвучно отворила она дверь и пропустила Сеньку, одетого настоящим барином,
с новеньким кожаным саквояжем в
руках.
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но
с гневом встречала такие речи моя мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми
руками, а если и это не помогало, то наполняла
легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
И хоть Катя, вероятно, очень часто журила Алешу и уже держала его в
руках, но ему, очевидно, было
с ней
легче, чем
с Наташей.
Через минуту в комнату вошел средних лет мужчина, точь-в-точь Осип Иваныч, каким я знал его в ту пору, когда он был еще мелким прасолом. Те же ласковые голубые глаза, та же приятнейшая улыбка, те же вьющиеся каштановые
с легкою проседию волоса. Вся разница в том, что Осип Иваныч ходил в сибирке, а Николай Осипыч носит пиджак. Войдя в комнату, Николай Осипыч помолился и подошел к отцу, к
руке. Осип Иваныч отрекомендовал нас друг другу.
Я сказала сейчас, что женщины любят то, что в порядочном обществе известно под именем causerie. [
легкой беседы (франц.)] Наедине
с женщиной мужчина еще может, a la rigueur, [в крайнем случае (франц.)] ограничиться вращением зрачков, но в обществе он непременнодолжен уметь говорить или, точнее, — занимать. Поэтому ему необходимо всегдаиметь под
руками приличный сюжет для разговора, чтобы не показаться ничтожным в глазах любимой женщины. Ты понимаешь, надеюсь, к чему я веду свою речь?
Он был в
легком матросском костюмчике,
с обнаженными
руками и голыми коленками.
Но и этого периода было совершенно достаточно, чтобы около каждого из Лаптевых выросла своя собственная баснословная легенда, где бессмысленная роскошь азиатского пошиба
рука об
руку шла
с грандиозным российским самодурством, которое
с легким сердцем перешагивало через сотни тысяч в миллионы рублей, добытые где-то там, на каком-то Урале, десятком тысяч крепостных
рук…
Здороваясь
с Власовой, он обнимал всю ее
руку крепкими пальцами, и после такого рукопожатия на душе становилось
легче, спокойнее.
В ее квартире была устроена тайная типография, и когда жандармы, узнав об этом, явились
с обыском, она, успев за минуту перед их приходом переодеться горничной, ушла, встретив у ворот дома своих гостей, и без верхнего платья, в
легком платке на голове и
с жестянкой для керосина в
руках, зимою, в крепкий мороз, прошла весь город из конца в конец.
Неизмеримая секунда.
Рука, включая ток, опустилась. Сверкнуло нестерпимо-острое лезвие луча — как дрожь, еле слышный треск в трубках Машины. Распростертое тело — все в
легкой, светящейся дымке — и вот на глазах тает, тает, растворяется
с ужасающей быстротой. И — ничего: только лужа химически чистой воды, еще минуту назад буйно и красно бившая в сердце…
Ромашов, бледнея, посмотрел
с ненавистью в глаза Николаеву. Ноги и
руки у него вдруг страшно отяжелели, голова сделалась
легкой и точно пустой, а сердце пало куда-то глубоко вниз и билось там огромными, болезненными толчками, сотрясая все тело.
И точно, как ни безнадежно заключение Ивана Павлыча, но нельзя не согласиться, что ездить на теплые воды все-таки удобнее, нежели пропадать пропадом в Петергофском уезде 15. Есть люди, у которых так и в гербах значится: пропадайте вы пропадом — пускай они и пропадают. А нам
с Иваном Павлычем это не
с руки. Мы лучше в Эмс поедем да
легкие пообчистим, а на зиму опять вернемся в отечество: неужто, мол, петергофские-то еще не пропали?